Дорогами великой победы

Родилась 8 марта 1927 года в деревне Соляная.

В начале 1933 года семья переехала в Тобольск. Отец и мать Евдокии Александровны работали грузчиками на пристани. Меньше года прошло после переезда в Тобольск, отца Евдокии Александровны как зажиточного крестьянина приговорили к выселкам. И отправилась семья Белкиных в малообжитые районы Севера.
Из воспоминаний Е.А. Белкиной: «…Нашу семью вместе с такими же семьями спецпереселенцев посадили в трюм парохода «Гусихин». Предстояла дорога в никуда… В трюме было полно народу, духота, вонь, грязь. Стояла середина лета. От нестерпимой жары некоторые теряли сознание. Из еды только кипяток и хлеб… Пять дней плавания показались всем вечностью.
Наконец появился Сургут, где собралось множество спецпереселенцев, ждавших назначения. Строек в то время было много. Строились посёлки Покур, Локосово, Угут. В самом Сургуте возводили новый рыбзавод, пристань, склады…
Мы и ещё три семьи получили назначение в Угут, на строительство посёлка… Посадили нас в лодки, и отправились мы на новое место жительства… На новом месте, где предстояло построить посёлок, находилось хантыйское стойбище братье Коганчиных. На поселили в чумах среди хантов. Отныне жизнь нашей семьи, да и моя собственная, оказалась тесно связана с добросердечным, трудолюбивым и жизнерадостным народом.
Первое знакомство с хантами у Евдокии Александровны произошло осенью 1933 года в Угуте. По-русски ханты говорили очень плохо, а она и вовсе местного языка не знала. Первое время общались только жестами. Учёба шла на ходу.
Жила семья Белкиных, как и все переселенцы, сначала в хантыйской семье, потом начали строить полуземлянки.
Из воспоминаний Е.А. Белкиной: «Делали так: выкапывали яму три на четыре метра и глубиной в полтора метра. По углам ставили столбы с прорубленными пазами. Затем в эти пазы закладывали брёвна небольшой толщины. Получались стены высотой около двух метров. Сверху посередине клали бревно — матку, а на него — тонкие брёвнышки. Вот и двускатная крыша. Её покрывали берестой, а сверху закладывали дёрном или песком. Крыша потом зарастала травой.
Прорубали небольшое окошко. Поскольку ни рам, ни стёкол не было, чистили лосиный пузырь золой, натягивали его на раму. Пожалуйста — светло, и морозы не страшны. К середине лета уже все переселенцы имели своё жильё.»
Школа была четырёхклассной, начальной. Учителей не хватало, поэтому классы были сдвоенные. Парты стояли в два ряда, каждому классу по ряду. Учительница сначала задавала письменную работу одному классу, а потом с другим ведёт устное занятие, читает. Бумаги не хватало, дети делали сами тетради из старых газет, а чернила готовили из чаги.
В то время была такая система: если ребёнок учится, то на него выдают восемь килограммов муки в месяц. На взрослого выдавали по восемнадцать килограммов. К этому времени в семье Белкиных было уже трое детей, только старшая, Пелагея, училась в школе. Очень трудно было прокормиться семье из пяти человек, получая тридцать два килограмма муки в месяц. Вот поэтому и отправили в школу Евдокию Александровну, когда ей ещё не было семи лет. До нового года (1934) всё шло нормально, а на Рождество девочка попала в больницу, обнаружили очень сильное малокровие. Было запрещено ей кататься на санках, качаться на качелях, бегать с ребятами и ни в коем случае нельзя было умственно работать, так как ребёнок может стать ненормальным при такой болезни.
Из воспоминаний Е.А. Белкиной: «Вот так я и не доучилась в первом классе. Но тянуло к учёбе сильно… Как-то сидит Пелагея, учит стихотворение. Учит, учит… Я не вытерпела: «Хотите, я это стихотворение расскажу?» Матери с отцом интересно стало. Сели, слушают. Книгу взяли, проверить, всё ли точно. А я всё слово в слово рассказала.
По утрам Пелагея уходила в школу, я вытаскивала её черновики, склеенные из старых газет, смотрела, как буквы написаны, и выводила такие же.
На следующий год пришла я снова учиться. Антонина Ивановна поверила в мои знания и посадила сразу во второй класс. Директор пришёл посмотреть и всё удивлялся, как это можно самостоятельно пройти программу»
Евдокия Александровна доучилась до марта и опять заболела. А потом опять пошла учиться. Третий и четвёртый классы закончила полностью. Вот её слова о школе и учителях: «У меня о школе остались самые лучшие воспоминания. Любила ходить на уроки, нравились экскурсии, объяснения учителей. Школа для нас была чем-то священным, учителя — самыми уважаемыми людьми. Жаль, что мне пришлось проучиться всего четыре года».
Весной 1937 года Е.А. Белкина окончила четвёртый класс. Ей хотелось учиться дальше, способности были хорошие, особенно по математике. Память отменная — стоило2-3 раза прочитать, и всё запоминалось. Но дальше учиться можно было только в Сургуте, а это значит снимать жильё — об интернатах тогда и не слыхивали, платить за питание. Семье Евдокии Александровны это было не под силу, и потому сразу после школы она пошла работать на рыбоучасток. Работать девочке приходилось и раньше, ещё в школе. Рыбы поступало много, рабочих рук не хватало. Тогда школьников снимали с уроков и отправляли на рыбоучасток.
Работали школьники наравне со взрослыми. Пластали рыбу, солили, отжимали на специальном прессе, затаривали в бочки. Камер для охлаждения и хранения не было. Если не успеешь за один день улов обработать, засолить, то мясо отслоится от костей, и рыба уже идёт в брак. Виновным за такой промах доставалось.
Часто были периоды, когда под вяленую рыбу не хватало рогожных кулей. Чтобы исправить положение, ребята плели корзины. Прутья загодя нарезали шести-семилетние ребятишки. Резали краснотал, росший по краю рек. Ветки длинные, гибкие, мягкие, толщиной примерно с мизинец. Норма на одного была триста штук. Этими же ветками одежду красили.
В двенадцать лет научил отец Евдокию Александровну лес распиливать на доски. Лес они заготавливали вдвоём с отцом. Вот так и шло детство. Но дети в то время не только работали. На игры времени тоже хватало. Родители мало чем ограничивали ребят, потому как знали — всё может пригодиться в жизни. Многие забавы совмещались с полезными делами. Если идут в лес играть, обязательно грибов или ягод наберут. На речке рыбы наловят. Работали в школе в подсобном хозяйстве. Там огород был большой. Выращивали картошку, морковь, укроп, редьку, петрушку. Школа вся в зелени утопала: кругом кусты смородины, рябина, цветы разные.
Жизнь в Угуте текла спокойно и размеренно. Семьи ссыльных к тому времени уже обзавелись крепкими хозяйствами. За своё трудолюбие они получили всеобщее признание и уважение.
В июне 1941 года почти всех мужчин из посёлка забрали на фронт. Взрослых для работы не хватало. Тогда из четырнадцати-, шестнадцатилетних подростков стали формировать звенья и отправлять ловить рыбу. Так и проработала Евдокия Александровна почти всю войну: летом на рыбалке на песках да по курьям, а зимой — в Угуте на рыбоучастке.
В 1944 году перевели Е.А. Белкину в Сургут на рыбозавод. Сначала отправили в сетепосадочную, затем перевели в стройцех. Строила близ Сохны приёмный пункт Каменный. Работала в торговле. В конце сороковых годов (апрель) окончила курсы приёмщиков и была направлена в посёлок Аган береговым приёмщиком.
Из воспоминаний Е.А. Белкиной: «Закончив учёбу, я стала собираться на новое место, в посёлок Аган. Даже подумать не могла, что останусь там навсегда, встречу своего мужа, появятся мои детки, там они вырастут, обзаведутся своими семьями. В тех краях мне никогда ещё не приходилось бывать. Никого я там не знала. Но страшно не было, люди везде одинаковые. Будешь к ним хорошо относиться, они тебе тем же отплатят. А ханты — тем более. Я ещё не встречала людей более добрых, сердечных и отзывчивых. Если ты когда для них добро сделаешь, они это долго будут помнить, помогут и выручат не один раз.»
В Аган Евдокия Александровна Белкина отправилась десятого апреля. Весна в тот год выдалась холодная! Снега почти не было, а мороз поддаёт. Выехали из Сургута на оленях, добрались до реки Аган. А там уже вода сверху льда идёт. Пришлось переезжать, стоя на нартах. Приехали в посёлок уже под вечер, но Е.А. Белкиной надо было дальше, до Тылчинских юрт, где находился летний приёмный пункт. Это ещё сорок километров. Там был участок, своего рода филиал аганского рыбоприёмного пункта. На месте встретила Евдокию Александровну избушка-развалюшка для приёмщика и лабаз, путём не закрытый. Скоро на приёмный пункт разные товары под будущие заготовки привезли. Узнав об этом, стали приходить ханты, муку просить, крупу, сахар. А у самих денег нет ни копейки. Евдокия Александровна весь ларёк им раздала, решила, что будут ловить рыбу, рассчитаются. Всё равно ведь в этот приёмный пункт понесут свои запасы ханты! Очень благодарили за это её ханты.
В 1951 году Евдокия Александровна Белкина вышла замуж за Ивана Агафоновича Майданова.
Из воспоминаний Е.А. Белкиной: «Поженились мы с Иваном Агафоновичем Майдановым в 1951 году в Агане. Я его фамилию брать не стала, подумала, зачем это, чтобы меня то Майдановой звали, то Белкиной. Пусть дети продолжателями моего рода будут. Так и записывала их Белкиными. Муж всё сердился, ругался, но, в конце концов смирился. Человек он был замечательный, весёлый, общительный, страсть как детей любил. А уж какие у него были руки золотые! Трудился он на приёмном пункте обработчиком, но кроме своего дела брался за любое другое».
До 1953 года Е.А. Белкина работала летом на Тылчинских береговым приёмщиком, а зимой в Агане на строительстве. Тогда хантов надумали сселять в посёлки. Вот с конца октября и тёс пилили, и срубы рубили. Всё вручную: и пол, и потолок, и крыши. Посёлок этот теперь называется старый Аган. Поначалу там было немного: Бабкины — муж с женой и Евдокия Александровна с мужем. Каждую весну на Тылчинских заготавливали лёд для охлаждения рыбы в жару. Доброкачественно без охлаждения никак нельзя было засолить рыбу.
А вот что рассказывала Е.А. Белкина о том, как появились лоси на Агане: «Как-то утром, ещё до работы, решила я сходить по грибы, по ягоды. Собираю и смотрю: то тут, то там лосиный след встречается. Пришла, рассказываю, что лоси кругом ходят, что на охоту можно сходить, а то с мясом туговато. Ханты меня на смех подняли. Где я могла лося встретить, их тут отродясь не было! Я им говорю: «Я на Югане выросла, там лосей насмотрелась. Неужели я след лося не узнаю? У него след узенький, как у коровы, а у оленя широкий». Повела смотреть следы. А ханты и не знают, как лось на их языке называется. По Югану лосей называли «нев» — «лось». А местные аганские ханты называли «курым воле», что означает «длинные ноги зверь». Дело уже в октябре было, пошли тогда мужики и убили этого лося. А потом лосей больше стало. Откуда они взялись — никто не знал. Вероятно, с Малого Югана. Там, может, пожар был большой или ещё что. Только стало слышно, один лося убил, другой. А ханты стали говорить, мол, это русская баба привела сюда лосей. И получила я прозвище у хантов «Мать земли Аганской». Проработала Евдокия Александровна мастером-приёмщиком до 1958 года, потом уволилась и пошла работать наблюдателем на гидрометеорологический пост на реке Аган. К тому времени здесь уже работало несколько геологических партий, надо было изучать режим воды, строить водозаборы, планировать места для будущих буровых. Перейдя работать в Омское управление гидрометеослужбы, Евдокия Александровна нисколько не пожалела. Было трудно, но интересно: надо было измерять расход воды в реке, рассчитывать скорость течения, температуру, уровень воды, сколько прибывает или убывает воды за сутки; кроме того в течение дня все природные явления — осадки, ветер, изменения погоды надо заносить в специальные бланки. Наблюдения за погодой и рекой особенно тщательно проводились весной, в мае, когда идёт паводок, потому что это пик безудержной природной стихии. До семидесятых годов движение по Агану было не очень сильным. Потом, как начали земснарядами русло углублять, расход воды считать перестали, отслеживали только температуру и уровень. По реке без конца шли танкеры, баржи. Дорог ещё не было, ни железной, ни бетонки. Всё по реке судами возили: продукты, стройматериалы, оборудование, даже песок.
Работала Евдокия Александровна секретарём сельского совета. В обязанности секретаря входили все дела загса, военный учёт, начисление зарплаты. Тогда в Совет входило пять посёлков: Варьёган, Старые Покачи, Аган, Новоаганск и Чистоборский участок. В 1978 году избрали её заседателем народного суда, а потом и председателем товарищеского суда. На товарищеском суде разбирали самые разные дела: воровство, хулиганство, нарушения общественного порядка, разбирались с теми, кто брагу варил. Тогда сухой закон был, водку редко завозили и давали строго по норме. Доводилось Евдокии Александровне рассматривать дела о лишении родительских прав.
Из воспоминаний Е.А. Белкиной.
Наш дом стоял в посёлке на берегу реки. И простоял бы ещё сто лет, если бы не своенравный Аган. Год за годом он методично подмывал берег и к 85-му году вплотную приблизился к нашему дому. Когда Радужный стали строить, танкеры начали горючее возить, баржи повезли оборудование и строительные материалы. А речка же мелкая для таких судов, тогда поставили земснаряды мыть фарватер. В результате русло реки стало очень сильно меняться. Вначале в Агане хотели берег укреплять, чтобы не обваливался. Нагнали техники, рабочих. Я, как могла, убеждала инженеров:
— Не поможет это. Вы лучше вот что сделайте. Дешевле обойдётся и быстрее. На той стороне реки заостровка. Я когда в 50-е годы приехала, Аган напротив далеко был. Потом там песком закидало и самый бой стал под берегом, где дома. Вот вы там, на той стороне, размойте, а здесь закидайте, где локоть. Они гадали, гадали и в конце концов вообще не стали ни укреплять, ни закидывать. Бросили посёлок на произвол судьбы. Новый посёлок начали строить недалеко, на болоте. Главное, грива рядом, а они в низине строят! Водой всё постоянно заливает, даже огорода не сделаешь. А вода стоит, значит, и дома портятся, их начинает вести, перекашивать. Давай я тогда квартиру просить. Жить где-то надо. В Нижневартовском райисполкоме мне сказали, что с жильём в посёлках туго. А в Лангепасе хоть сейчас ключи получите. Приехали, в исполкоме нам показали дом, где нам квартиру дадут. Зашли в лес рядом, а там столько ягод: брусники, черники. Шишек в тот год было много. Речка хорошая. Так мы и переехали в Лангепас. Возможно, я никогда бы и не попала в Лангепас. Видно, судьба. Не свалило бы у меня в Агане дом, я бы век там прожила. Дочка-то я и внучка крестьянская. Мне там очень нравилось, всё своё было, корову держала, молока и себе хватало, и часто в школу, в интернат, носила, свиней всегда держала, даже коптильня у меня была. В огороде всё росло: и картошка, и морковка, и капуста, и лук. Был отдельный погреб со льдом, ледник, для хранения рыбы, солёной и свежей, мяса, молока.
Но я не жалею, пустое это занятие. Человек должен жить, стремиться к чему-то, не опускать руки. Тогда у него всё получится!